Монастырь - Страница 59

Но пока наезда не произошло, можно тревожно подумать и оценить и ситуацию, и варианты.

Бесконвойник, привыкший не доверять никому и позволивший себе расслабиться у сладкой, податливой, ласковой Ксюшеньки, уже клял себя за это последними словами. Не было ни малейших сомнений, что макли, которыми занималась эта молодица не столь безобидны, как дорогая французская косметика. И ее рассказ о гибели зечки, хотя и затронул лишь на мгновение какие-то струны в душе Кулина, этот момент позволил хозяйке прекрасно на них сыграть. Николай не сомневался, что Ксения не преминет воспользоваться его благородно-глупым предложением о помощи и использует опрометчиво раздающего клятвы и обещания бесконвойника на полную катушку.

Но если базар про смерть зечки правда, то, возможно, и Куля, в случае раскрытия Ксениного бизнеса, могут поставить на перо, если не хуже. Так в чем же он состоит, черт подери?

Чем дольше размышлял Николай, тем меньше нравилась ему ситуация в которую он попал. Получалось, что мокрощелка с самого начала водила его как бычка за кольцо в крайней плоти! И он, распустив сопли из спермы, велся как миленький!

Такого позора зековская часть рассудка стерпеть не могла. Когда до Куля дошел, наконец, весь ужас его положения, первым порывом было развернуться и, наплевав на все, повесить на себя еще и мокруху. Но порыв прошел после взгляда на часы. До проверки оставалось всего ничего и зеку следовало поднажать, если он не хотел лишиться своего привилегированного положения.

Слегка успокоившись, уже в автобусе, везущем зеков в "дом родной", Николай решил все оставить как есть. Прежде чем делать какие-то выводы следовало посмотреть, в какую именно игру пытается вовлечь его случайная полюбовница.

Манипуляции манипуляциями, но если риск действительно стоит того, почему бы и не подработать?

ГЛАВА 4

Слухи и сплетни.

1.

Кум на женской зоне.

Встав, провожая Авдея Поликарповича, Лакшин так и остался, даже когда за "хозяином" давно захлопнулась дверь. Несмотря на все свои ухищрения, несмотря на ловкую игру ума, впрочем, в пределах некоторого комплекта стереотипов, кум вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным.

Это состояние было для майора настолько непривычным, что он, не зная, что с ним делать и как справляться с подобной напастью, незаметно сам для себя стал отыскивать и находить оправдания всем своим действиям последних дней.

Расследование, поиск дневника, визит к фотографу, допрос всего восьмого отряда, договор с Крапчатым, осмотр трупов, разговор с замполитом, поиск контактов убитых, женские трусики в кулаке мертвого Сапрунова, все события прошедших дней, как перемешанные слайды, на мгновение показывались перед внутренним взором Игната Федоровича, исчезали, появлялись вновь. Ему казалось, что он до сих пор не совершил никаких ошибок, об этом говорил весь многолетний опыт Лапши. Ошибок – да, но тот же опыт подсказывал, что кум чего-то недоучел. Чувствовалось, что он не обратил внимания на какой-то самоочевидный факт, достаточно ключевой, чтобы зацепиться за него и распутать весь клубок. А сейчас этот невидимый факт, словно длинный волос, попавший в глаз, раздражал, доставлял распознаваемое неудобство, но поймать себя не давал.

Внезапно майор поймал себя на мысли, что он, в силу каких-то неведомых причин, отупел. Это прозрение настолько возбудило Лакшина, что он, поддавшись мимолетному импульсу, изо всех сил врезал кулаком по деревянной панели, которые покрывали стены его кабинета. Боль слегка привела оперативника в чувство.

"Этак можно невесть до чего додуматься!" – промелькнуло в его голове.

За срок службы в разных зонах Игнат Федорович не раз попадал в разные, на первый взгляд, тупиковые ситуации, но выход находился всегда. Стоило лишь ненадолго отвлечься и дать фактам самим занять подобающие им места в головоломке. И сейчас, осознав, что до разрешения загадки тайных ходов остался шаг другой, майор резко пришел в себя.

Взглянув на часы, он понял, что непозволительно долго занимался саморефлексией. Зверев ушел уже полчаса назад, а дело не делалось.

На этот момент единственной зацепкой, несообразностью были трусики в кулаке второго убитого зычка. Этим предметом белья мог ранее обладать и пидор, причем не простой, а личный "женщина" какого-то крутого блатного. Другие не могли позволить себе иметь такие "символы профессии". Но ни Гладышев, ни Сапрунов, зная местные порядки, вряд ли стали бы якшаться с этой породой опущенных, будучи в курсе, что за такими поползновениями может воспоследовать. Кроме того, даже если первый из них и вступил в контакт с таким "петухом", судя по сведениям, полученным от зеков, знавших Гладышева, он не стал бы домогаться его сексуально.

Конечно, там, внутри стен, или на замурованном этаже прекрасное место для оргий, но зачем туда лезть с опущенным, если его можно попользовать и в более доступных местах?

Размышляя так, Игнат Федорович по иному взглянул на казавшиеся раньше смешными доносы про женские крики и стоны на четвертом этаже. Теперь куму стало ясно, что эти факты действительно имеют место. Но подозревать, или почти точно знать о факте оргий, и схватить за причинно-следственные места их участников – два разных дела. А без второго, то бишь выявления участников оргий и, без сомнений, убийц, знание об их наличии было для Лакшина почти бесполезным, лишь давая своим наличием позыв к немедленным действиям. Только каким?

Надо искать женщин, как во всей классической детективной литературе. От этой мысли Лакшин хмыкнул. А чего их искать? Они же рядом. Шесть километров – и вот он, женский лагерь. Почти наверняка женщины оттуда!