Стоило его извлечь, как вся постройка должна была разрушиться.
Так что в бреде моего последнего пациента может быть и наличествует некое рациональное зерно.
– Да хоть целый амбар! – Воскликнул Лакшин. Они уже переместились из дальняка на лестницу и теперь смотрели, как бесконвойники уносят трупы. Прапора, командовавшие этим процессом, были настолько злы из-за убийства их коллеги, что лишь присутствие офицеров сдерживало их пыл. Иначе горе было бы любому зычку, попавшемуся им на глаза.
– Убиты! Убиты!!!
Кум повернул голову на этот истошный вой.
К нему бежал растрепанный Котел и, не в силах остановиться, вопил:
– Убиты! Убиты!
С завхоза разом слетел весь лоск. Он затравленно озирался и не переставая верещал. В глазах его Игнат Федорович уловил тот самый безумный блеск, который был и у сошедшего с ума пациента, что попал в больничку, как раз из отряда Исакова. Бесконвойники замерли с носилками, удивленные непонятным явлением, а прапора, насторожившись, приготовились скрутить буйствующего осужденного. Но Лакшин опередил их, сам схватив умирающего от страха Исакова за отвороты его робы и резко встряхнув:
– Кто убит?
– Шныри… – Разрыдался мужик.
– Где они?
– В каптерке…
Поспешив туда, Игнат Федорович застал почти идиллическую картину. Пепел и Шмасть сидели за столом перед наполовину пустой дымящейся банкой с чифирем. Перед ними стояли четыре стакана, наполненные темной жидкостью, на расстеленной газете возвышалась горка карамели. Все выглядело привычным и мирным, если бы не зловещая деталь. У обоих зеков в груди торчало по такому же стилету, которым был заколот библиотекарь Братеев.
– И эти… – Удрученно проговорил Лакшин.
Убийство шнырей означало лишь одно, преступники зачем-то подчищали всех ненужных свидетелей, или даже потенциальных свидетелей, обладателей тайны. Но для чего?
Неужели они думали, что им еще удастся попользоваться ходами в стенах? И вдруг кум с чувством удивления, смешанного с ужасом, понял, что да, удастся. Ведь для того, чтобы замуровать все тайные входы-выходы придется потратить уйму времени и денег. И не факт, что удастся найти их все. А чтобы залить все их бетоном и речи быть не могло, откуда взять такую прорву цемента? Лагерь это потянуть бы не смог, особенно сейчас, когда требовалось срочно восстанавливать котельную. Даже взрыв тоннеля, по которому идет сношение с волей ничего не даст, зеки и их друзья спокойно смогут прорыть новый. И опять начнется кошмар. Не учреждать же специальный пост, чтобы контролировать подземелья? Хотя, это, на взгляд Лапши, было бы наилучшим, самым дешевым, вариантом.
Распорядившись долбить потолок, Игнат Федорович, уже потерявший интерес к мертвецам, попрощался с Поскребышевым и направился в свой кабинет. Если Котел не соврал, то случившееся сегодня померкнет перед запланированным на завтра бунтом.
Следовало обдумать тактику.
Если разом засадить в ШИЗО всех блатных, во главе с Крапчатым, это ничего не даст. Их шестерки, приворовывающие и прочие возмутители лагерного спокойствия, для которых места в трюме просто не хватит, все одно провернут задуманное, но уже без должного руководства. А нет ничего хуже шестерки дорвавшейся до власти.
Следовательно, положение даже усугубится.
Другим вариантом, сумасшедшим по своей сути, было пойти на поводу у блатных. Но не просто разрешить им будоражить мужиков, а напротив, объявить в колонии внеочередной выходной день. Или даже несколько. И этим спутать блатным все планы. Но есть еще и невыход на проверку…
В любом случае, следовало как можно скорее выяснить, чем конкретно продиктовано такое решение Крапчатого. Идти на очередной компромисс, если он вообще возможен, придется, но кум не ручался за прапорщиков. Они, подогреваемые жаждой мести, могут наворотить слишком много такого, что никакое соглашение с вором, даже временное, даже фиктивное, уже будет невозможным.
Придя к выводу, что в любом случае требуется вызвать вора, майор уже хотел было нажать кнопку звонка, вызывающего нарядчика, как вдруг, после короткого удара в дверь, она распахнулась и на пороге кабинета возник недоумевающий прапорщик Сергиенко.
– Игнат Федорович, вам там баба звонит. – Сообщил Серый.
– Какая баба?
– Да откуда ж мне знать?
– А где твое ``там''?
– Да, на вахте…
Покачав головой, и недоумевая, кому же он мог потребоваться в воскресенье, кум вышел вслед за прапорщиком. Сергиенко проводил майора к аппарату и, указав на валяющуюся на столе трубку, вернулся к выполнению своих прямых обязанностей.
– Слушаю. – Проговорил Лакшин в трубку.
– Алло, Игнат Федорович? – Голос женщины был куму явно знаком.
– Да, я.
– Я – Широкогорлова. Помните?
Теперь кум припомнил эту женщину, врача женской зоны.
– Слушаю вас, Светлана Ильинична.
– Вы помните о вашей просьбе?
– Конечно.
– Знаете, что ей сказали? Поезд ушел. Закрылась, мол, лавочка.
– Вот видите, а вы беспокоились… Все же хорошо кончилось.
– Да, но она так и не вышла на тех, кто нам был нужен.
– Теперь это неважно. – Ляпнул Лапша и тут же пожалел о сказанном.
– Что вы сказали? – Ошарашено пробормотала в трубку Широкогорлова. – Не важно?
Моя девочка подвергалась, бог знает, какому риску, а вы заявляете, что все это не важно?!
– Извините. – Твердо проговорил майор. – Судя по вашим же словам, риска не было никакого. Ведь она не нашла организаторов.