Монастырь - Страница 85

И, не дожидаясь ответа завхоза, Перепелов полез в холодильник. Шмасть в это время пытался усесться на стул, но почему-то его задница все время промахивалась мимо сидения.

– Я пойду вторую смену снимать. – Сообщил Игорь вставая. – А вы запритесь и не высовывайтесь.

– Не боись, Котел, все правильно будет. – Заверил его Пепел, уже орудуя консервным ножом. Банка с "Завтраком туриста" в его руках уже истекала томатным соусом, который сочился по и между пальцев Перепелова. Казалось, что шнырь уже до кости раскроил себе руку.

Выйдя в секцию и замерев на мгновение у двери в каптерку, чтобы услышать стук щеколды, Котел спустился по лестнице.

Ночь встретила его комариным зудением и неприятным холодком, забирающимся за воротник и манжеты. Игорь встряхнулся, пробормотал нелестное высказывание местному климату и твердым шагом пошел к отворенной настежь калитке локалки. Плац был настолько пуст, что Исакову на миг показалось, что он находится на другой планете. Планете, на которой все люди разом вымерли, оставив после себя лишь эти странные сооружения материальной культуры.

В скворечнике, нелепой зеленой будке, притулившейся на уровне второго этажа к зданию быткомбината, вдруг произошло какое-то движение, которое завхоз заметил краем глаза, и которое напрочь разрушило его наваждение. Открылось окно и Скворец, зек, сидевший на кнопках, открывавших замки на локалках, проорал:

– Эй, завхоз, дверь прикрой! Прапора шастают!

Котел мог бы проигнорировать эту просьбу, но почему-то вернулся и потянул дверь на себя. Та, увлекаемая мощной пружиной, оглушительно хлопнула и Скворец, удовлетворенный, скрылся в темноте своей будки.

Игорь едва успел дойти до угла, как вдруг над промкой в воздух взлетело странное облако. Через мгновение монастырь вздрогнул от ужасного взрыва.

Задребезжали стекла, и Исаков вдруг услышал необычный каменный перестук.

Повернувшись на него, Котел замер на месте. Мимо завхоза медленно ехали четыре всадника. Двое, по краям, светились разными интенсивностями белого.

Один, вообще, напоминал сгусток первозданной тьмы, зато четвертый, последний, сиял, словно утреннее солнце. И лошади, и люди на них, были полупрозрачными. Но, несмотря на это, подковы явственно цокали по черному асфальту.

Всадники, не обратив никакого внимания на остолбеневшего человека, прошествовали мимо. Они дошли до заборчика, ведущего к ШИЗО, и прошли дальше, не заметив препятствия. В следующее мгновение хвосты лошадей уже скрылись в монолитной кирпичной стене, ограждающей старый монастырь.

Все четверо показались Исакову странно знакомыми и лишь когда призраки скрылись, он понял, где же их видел. Такая картинка была на приземистом здании больнички.

Посмотрев в ее сторону, Котел прежней мозаики не обнаружил. Вся она валялась грудой мусора на плацу. Не сохранилась даже намалеванная масляной краской красная звезда. Зато там появилась новая картина. Это был черный череп из глазниц и ноздрей которого вырывалось адское пламя.

Книга 2

ГЛАВА 5.

Потери "кума".

1.

Труп писателя.

Поспать в эту ночь Игнату Федоровичу так и не удалось. После видения всадников кум впал в некий ступор. Он смотрел только вперед, поворачивая голову, а не глаза, на интересующие его предметы, реагировал на окружающее, достаточно адекватно причем, но отклики на внешние раздражители не выходили за пределы той роли, которую Лакшину приходилось играть все время его службы. В какие-то моменты майор будто пробуждался, начинал осознавать сво странное, словно после приема любимых Поскребышевым наркотиков, состояние, за эти мгновения он успевал понять, что и все вокруг враз стали такими же как он послушными роботами, но это понимание уходило вместе с ясностью рассудка, и вновь кум действовал, командовал, совершенно не задумываясь над смыслом и последствиями своих действий.

Сирену сообразили включить лишь через несколько минут после взрыва, но и без нее весь спецконтингент и администрация лагеря были уже на ногах. Сотни добровольцев, не успевших сняться, принялись голыми руками разгребать завал, в котором, как вскоре оказалось, никого не было. Три кочегара, с которыми беседовал Лакшин, успели переодеться и выйти на улицу. Их сменщик же, решил начать смену с банки чифиря, которую он отправился уничтожать, по странной иронии, к зековским пожарным Когда выяснилось, что практически никто не пострадал, так как взрывная волна ушла вверх и в сторону от ждавших съма зеков, спасательный ажиотаж резко прекратился. Единственными потерпевшими оказались несколько пидоров, на которых обрушилась выпавшая оконная секция.

Усталые, изгвазданные в саже и кирпичной пыли зеки и прапорщики стояли в жидкой грязи, и минут десять безмолвно пялились на развалины котельной, из которых било несколько фонтанчиков.

За воротами колонии завыла еще одна сирена. Примчались хумские пожарные, вызванные сразу после взрыва. Но, поскольку огонь потух сам собой, залитый и кипятком, и обычной водой, вырывавшейся из прорванных труб, их за ворота так и не пустили. Командир пожарного подразделения грозил всякими карами, пытаясь проникнуть на место аварии, но от него лишь отмахивались.

Но на этом неприятности не кончились. Когда зеки только начали расходиться, чтобы привести себя в порядок, раздался громкий скрежет и устоявшая, но покосившаяся от взрыва труба котельной сухо скрипнула и начала медленно падать.

Арестанты, стоявшие там, куда должна была опуститься эта махина, бросились бежать. Лакшин безучастно наблюдал за тем, как труба сперва немного осела а потом, вс быстрее и быстрее стала заваливаться на бок. Там, куда она должна была упасть, метались черные фигуры арестантов, но, то ли от усталости, то ли еще под впечатлением мистического наваждения, люди двигались очень медленно и кум равнодушно отметил про себя, что кирпичи накроют не меньше десятка зычков.