Монастырь - Страница 56

Сытость от столовского хавчика была относительной. Куль имел веские основания предполагать, что через час-другой в животе опять привычно заурчит. За время проведенное по тюрьмам и лагерям, Николай приучился не обращать на голод внимания. Но на бесконвойке, где жрать можно было от пуза, желудок вновь подозрительно быстро привык к обильной пище.

– Я знала, что ты не откажешься… – преувеличенно хищно проговорила Ксения и изобразила на личике улыбку, более свойственную последователям графа Дракулы. На эту нехитрую пантомиму Николай отреагировал приступом беззаботного смеха, а девушка, спрятав ровные зубки, упорхнула в направлении кухни.

В ожидании второго обеда, Кулин, от нечего делать, рассматривал обстановку.

Он бывал в этой комнате множество раз, но во всякий из своих визитов замечал когда небольшие, а когда и значительные изменения. Исчезали и появлялись статуэтки, вазочки, живописные композиции из сухих трав и палочек уступали место живым букетам, а те, в свою очередь, ссыхаясь, превращались в веточки с едва распустившимися листочками. Но это было так, мелочевка. Трансформации касались и более заметных предметов. Менялась мебель, телевизоры, музыкальные центры. Николай, отмечая все это, никогда не задавался вопросом, почему это происходит. Впрочем, любопытство у Кулина все-таки просыпалось, но ни разу оно не находило выхода наружу. Зековское воспитание не позволяло напрямую интересоваться чужими тайнами, и бесконвойник, набравшись терпения, лишь ждал когда все откроется само, если, конечно, откроется.

Ксения вернулась, неся поднос с большой тарелкой курящейся ароматом пряного борща. К нему примешивались запах свежести, исходивший от салата из свежих огурцов под сметаной, влажный и сухой, одновременно, запах разваренной картошки и сладковатый дух от жирной свиной отбивной.

Николай поглощал пищу со скоростью, казавшейся невероятной для тех, кому не довелось служить в армии или тем, кто избежал длительного визита в исправительные лагеря. Ложка мелькала в воздухе, сливаясь в своем непрерывном движении в прозрачный эллипс. При этом ни капли настоящего домашнего борща, густо сдобренного петрушкой и перцем, не пролилось ни на скатерть, ни на самого Кулина. На втором блюде темп несколько снизился.

Скорость замедляло мясо. Свинина была мягкой, сочной, но, игнорируя нож, бесконвойник подцепил ломоть на вилку и обкусывал по периметру в то же время, другой рукой орудуя ложкой, отправлял в рот смесь картошки и огурцов.

Хозяйка, не отрываясь, смотрела на жующего. В те редкие мгновения, когда взгляд Николая отрывался от тарелок и их содержимого, он видел на ее лице непривычное для себя выражение умиления, словно девушке доставляло радость что с ее стряпней так споро расправляется дюжий добрый молодец.

На столе была и водка. Литровая бутыль, с красной с золотом этикеткой "Столичная". Большая часть ее была заполнена прозрачной жидкостью, и Кулин с трудом сдерживал порыв схватить бутылку и щедро плеснуть в стоявший тут же стакан только и ждущий, чтобы его до краев наполнили сорокоградусной. Но за первым запросто мог последовать и второй, а там недалеко и до опоздания на вечернюю проверку, а этого Николай позволить себе не мог.

– Уф! – бесконвойник с умиротворенной улыбкой отложил ложку с вилкой и, откинувшись на спинку стула, довольно погладил себя по животу, – Ништяк! А компотиком заодно не угостишь?

Ксения, словно дожидаясь этого вопроса, поставила перед Кулиным глиняную пивную кружку, заполненную темной жидкостью, на поверхности которой, несколькими бурыми островками, плавали вишни. В несколько глотков осушив компот, бесконвойник выплюнул в кружку пару косточек. Им уже овладело сытое благодушие, ничего больше не хотелось и, сидя здесь, в тепле, в обществе молодой женщины, каким-то нереальным казалось то, что через несколько часов надо будет возвращаться в свой барак, в зону.

– Насытился? – Ксения придвинула свой стул к Николаю и обняла того за плечо.

– Глобально! – Куль попытался подавить отрыжку, но не вышло, и воздух громко исторгся из желудка.

– Все вы мужики одинаковы! – хозяйка отвесила Кулину шутливый подзатыльник.

– Кто ж так себя за столом ведет?

– А, между прочим, в Монголии, гостя не выпустят из-за стола пока он не рыгнет! – самодовольно отозвался Николай.

– В Монголии, – фыркнула Ксения, – А ты вот догадайся, без чего я тебя отсюда не выпущу?

– Да я и сам не уйду, пока не покурю.

– Гадкий! – отстранилась девушка, пока бесконвойник искал по карманам сигареты и спички, – Гадкий, глупый и противный!

– Какой уж есть… – примирительно проговорил Кулин.

Через час Николай и Ксения лежали, покрытые одной мятой и пропотевшей простыней, касаясь обнаженными телами друг друга и думали каждый о своем.

– А у нас за два дня троих убили, – неожиданно сам для себя промолвил бесконвойник.

– Насмерть? – безразлично поинтересовалась хозяйка.

– Угу.

– Какой кошмар!.. – девушка еще плотнее прижалась к боку Кулина, а тот вдруг понял, насколько тревожили его эти смерти. Казалось бы, незнакомые зеки, померли, ну и хрен бы с ними, ан нет, их гибель оставила какой-то след в душе Николая. Но высказать его словами, сформулировать свои чувства бесконвойник до сих пор не мог, или не хотел.

– Одному голову отрезали, а двух других на решетку скинули. Их и проткнуло.

Насквозь…

Девушка отстранилась и выжидающе посмотрела в глаза Кулину:

– Зачем ты мне это говоришь?