Монастырь - Страница 53

После съемки Сиволапов вновь построил этапников, которые из-за потери шевелюры никак не могли узнать друг друга, и наконец повел мыться.

Зеки разделись, сложив свои новенькие робы. И разобраться где чья можно было лишь по трусам и носкам, лежащим сверху. Лишь эти предметы одежды имели какую-то индивидуальность в том сером мире, куда попали эти люди.

Баня оказалась достаточно чистым помещением. Кафельный пол, деревянные решетки, чтобы случайно не оскользнуться, скамейки, шайки на них. И все это без той удушающей хлорочной вони, которая постоянно сопровождала мытье в тюрьмах.

– Эти два рожка – для пидоров. – предупредил шнырь, показывая места у самого входа. Впрочем, никто по своей воле туда бы и не встал. Из двери сквозило и риск простудиться моясь там был выше, чем в других местах.

Этапники разобрали куски неизменной сыроватой "хозяйки", расположились на скамьях, одни встали, без этого уж никуда, в очередь набирать воду в жестяные шайки, другие плескались под струями душей. Лишь здесь Николай смог как следует рассмотреть своих новых соседей. Развитой мускулатурой, на что в первую очередь обратил внимание Кулин, здесь мог похвастаться лишь один парень. Все прочие являлись носителями животов, отвислых ягодиц, дряблой кожи, прыщавых спин, все это в комплексе, или по частям. Сразу было видно, что почти никто из арестантов не вел на воле здорового образа жизни.

Некоторые, особенно молодые пацаны, уже успели разукрасить себя татуировками. Этих сюжетов Николай вдоволь насмотрелся в тюремных банях.

Финари, кастеты, волыны, двиги, стиры, колючка и голые сексапилочки повторялись в разнообразных сочетаниях. Среди тюремных, попадались и армейские: ГСВГ, ВДВ и прочие рода войск. И те и другие отличались толстыми грубыми линиями, колоты были "пешнёй", изготавливавшейся из швейной иглы, и сильно рознились от наколок, сделанных с помощью "машины".

Сидя в Бутырке, Кулин с трудом смог преодолеть соблазн разукрасить себя. У него на глазах сокамерники жгли резину, собирали копоть на стекло, вытащенное из рамы, соскабливали ее и, смешав с сахарным сиропом, загоняли под кожу. Вся хата принимала участие в обсуждении рисунков, отвергая одни, соглашаясь с другими, которые, по мнению потюремщиков соответствовали некоему воровскому закону, о котором они, первоходочники, имели лишь некое смутное представление.

Все это Николай живо вспомнил, разглядывая татуированные тела.

Споро вымывшись, Кулин вышел из бани. Пока он вытирался, напяливал робу и сапоги, за ним наблюдали два незнакомых зека с бирками шестого отряда.

– Слышь, мужик… – позвал один из них. Николай лишь повернул голову:

– Чего?

– Да подойди, ты. Не переломишься!

– Тебе надо, ты и подходи. – отвернулся Кулин.

– Этапник, а борзый! – усмехнулся второй.

– Ты разборку видел? – перешел к делу первый.

– Какую?

– Да тут один из ваших Мухе хлебало расквасил.

– А, – Николай махнул ладонью. – Это я был.

Любопытствующие зеки тут же притихли. Но их вниманием тут же завладел еще один окончивший помывку. Этот безропотно подошел на оклик и вся троица тихо поговорила. Такая же сцена повторилась еще несколько раз, до тех пор, пока пришлые не уяснили для себя всей картины происшедшего.

Они не торопясь пошли к выходу. Поравнявшись с Николаем один из них остановился и, глядя в потолок, едва слышно произнес:

– Тобой Крапчатый интересуется… Смотри…

– Кто это? – так же тихо спросил Кулин.

– Пахан зоны. – ответил зек и зашагал за своим приятелем.

Внимание пахана зоны не сулило ничего приятного. И, хотя Николай был уверен в своей правоте, вполне возможно, он, по незнанию, нарушил какой-то из неписаных законов этого лагеря и теперь его ждет суровая расплата.

Вымытых этапников опять повели в карантинку. Там Сиволапов объявил:

– До ужина все.

– А обед?

– Кишкоглоты в пролете! – развел руками шнырь и попытался скрыться за дверью.

– Постой, зёма, иголку где можно взять? – спросил Николай.

– Щас выдам. – пообещал шнырь и действительно, вернулся через минуту, зажав в пальцах несколько швейных игл. Одну сразу взял Кулин, другие расхватали остальные этапники.

– Сдать по счету. – предупредил Сиволапов и покинул помещение.

Еще с Бутырки у Николая оставалась большая катушка черных ниток. С иглой Кулин обращался не очень ловко, но пришить пуговицу или заштопать дырку не вызывало у него затруднений. Оставшись в одних трусах и рубашке, Николай принялся ушивать брюки, чувствуя на себе завистливые взгляды не столь запасливых зеков.

За окнами стемнело и два баландера приволокли бачок с ужином. Картофельное пюре, щедро разведенное водой, кусок соленой трески, да пятая часть буханки черного хлеба – тюха. Чай, слегка желтоватая сладкая жидкость, баландеры разлили по кружкам. Предупредили:

– Шлёнки, как похаваете, принести в столовку.

Николай впервые видел такую посуду. Настоящий котелок из нержавейки. Лишь дно плоское, да ушки без дырок не торчат вверх, а чуть загнуты вниз.

После бутырской "чебурашки", неописуемого приспособления, которое использовалось вместо ложки и держать которое можно было лишь тремя пальцами за шарик на конце кургузой рукоятки, есть обычной ложкой, веслом, казалось чуть ли не верхом комфорта. День, проведенный без ставшего привычным обеда, заставил большинство арестантов за раз срубать всю порцию.

Но Николай, понимая, что разбавленное пюре лишь ненадолго задержится в желудке, оставил тюху с рыбой на потом. Глядя на него, некоторые этапники поступили так же.