– Свободен. – кивнул Серому Лакшин и прапор закрыл за собой дверь. – Да, давненько. – майор перевел взгляд на Михайлова, – Вторая неделя уж пошла…
– По мне – так век бы с тобой, Игнат Федорович не встречаться.
– Это как понимать? – усмехнулся оперативник, – Хочешь с зоны ломануться, или закрыться в БУРе до откидона?
– А как хочешь, так и понимай.
Первичная артподготовка кончилась и пора было приступать к массированному наступлению.
– Так и сделаю, не сомневайся. – закивал кум. – Курить будешь?
Лакшин пододвинул к вору раскрытую пачку "Marlboro".
– Красные? – покачал головой Крапчатый. – Западло, начальник.
– Да брось, ты. Не на малолетке, право.
– Тут ты прав, – согласился авторитет. – Все здесь взрослые люди. – он протянул руку, взял сигарету и, не разминая, прикурил от своей зажигалки. – Только любят почему-то в детские игрушки баловаться…
– Предлагаешь перейти к делу?
– А чего порожняки гонять? Я сам себе сто процентов давал, что ты сходняк накроешь. Так и случилось.
– Так зачем тогда собирал?
– А может, мне с тобой побазарить захотелось? Ну чем не повод?
– Повод, действительно неплохой. – Игнат Федорович, хотя и курил редко, сейчас решил слегка потравиться никотином. Табак на Лакшина действовал успокаивающе, а в этой ситуации внутреннее спокойствие было совершенно обязательным атрибутом беседы. Кум никак не мог понять, кто тут кого переиграл. Или Крапчатый действительно нуждался в помощи оперчасти, или это была спонтанная придумка, чтобы с честью выйти из сомнительного положения.
Впрочем, и в том и в другом случаях, майор ничего не терял.
– Ну, вот мы и наедине, – оперативник сделал легкий нажим на последнее слово, – Что ты хотел рассказать?
– Ну, ты, кум, прямо как мент какой-то. – вор в законе хитро посмотрел прямо в глаза Игнату Федоровичу. – Рассказать!.. Я ж не на допрос нарывался. На беседу. Чуешь разницу?
– Чую, чую. И о чем же мы побеседуем?
– Я, начальник, хочу тебе помочь.
Лакшин молчал, ожидая продолжения.
– С этим убийством ты, прямо скажу, в глубокой заднице. Впору вазелин готовить.
– Давай без интимных деталей. – предложил майор.
– Это я так, образно. Но суть-то остается. Тебе нужен убийца. Мне тоже.
Отсюда вывод – неплохо было бы объединить усилия. Как предложение?
Начальник оперчасти сохранял на лице невозмутимое выражение. Даже глаза его никак не отреагировали на слова воровского авторитета. Быть готовым ко всему – являлось кредо Лакшина. И именно благодаря этой постоянной готовности к неожиданностям, Игнат Федорович смог правильно отреагировать:
– А какая тебе с этого выгода? Вор, да якшается с кумом. Если такое всплывет – слетишь с воров, если не хуже.
– Если всплывет. Ты, кум правильно сказал. – Крапчатый загасил окурок. – Так и тебе это не выгодно. Можешь, конечно, отбазариться, что проводишь воспитательную работу среди отрицалова. Да кто тебе поверит? Скажут – купили кума. И слетишь ты на пенсию. Слушок такой запросто можно подпустить. И дойдет он куда надо.
Демонстративно зевнув, Лакшин смачно потянулся:
– Как говорит контингент осужденных, бабушка дедушку попугивала, а дедушка бабушку… Сам знаешь, что делал этот любвеобильный дедушка. Будем в пугалки играть? Сам же в детство впадать не хотел…
– Хитер ты, начальник. – осклабился Крапчатый. – А выгода моя такая – власть. Сам знаешь, чем больше ее у меня – тем в лагере беспредела меньше.
Тебе же спокойнее.
Всё. Все стиры тебе разложил.
Игнат Федорович не сомневался, что авторитет наверняка оставил какого-то туза в рукаве. Причем, скорее всего, этот туз – желание овладеть секретом Гладышева. И тут будет гонка на выживание.
– Ладно. Твои предложения? – начальник оперчасти соединил пальцы в замок и оперся на локти, пристально всматриваясь в Михайлова.
– Наладим обмен информацией. У меня свои каналы, у тебя другие. Лишними сведения никогда не бывают.
– А там – кто первый допетрит…
– Это уж как всегда. Кто первый встал – того и сапоги.
– Ну и подкинул ты мне задачку. – внешне озабоченно проговорил Игнат Федорович.
– Да не грузи, начальник! – поморщился Крапчатый, – Ты уже давно согласный.
Врубись, даже если ты сам этих беспредельщиков вычислишь, в шизняк их закроешь, от народной мести, они ж все одно на пере кончат. А так, от них хоть записочка будет. Раскаиваюсь, мол, в злодеянии и свожу счеты с жизнью.
– А вот кончат они на пере, или нет – это от тебя зависит.
– Не от меня, – вздохнул авторитет, – От воровского закона. Глаз за глаз, и все такое. Ну какой я буду вор, если воровской закон не соблюдаю?
– А ты въезжаешь, что сейчас уже набазарил на раскрутку по сто второй через пятнашку?
– А тебе что важнее, мне срок накинуть или убийц прищучить?
– Если честно, то не "или", а "и".
Глаза Крапчатого нехорошо сверкнули.
– Но в данном случае, – продолжил Лакшин, – Я пойду на компромисс. Я забуду все то, что ты говорил про воровской закон. И, как жест доброй воли с твоей стороны готов выслушать все, что тебе известно про это убийство.
Авторитет расхохотался:
– А сам?
– А сам расскажу все после тебя. Слово офицера!
– Эх, зарекался я верить этому слову… – вздохнул Крапчатый, – Но мудрый – уступит. Итак…
Кум вынужден был проглотить эту пилюлю, подслащенную, правда, рассказом вора в законе. Почти ничего интересного узнать ему не удалось, за исключением пересказа трех зековских баек из тетради Гладышева. Держа слово, и Лакшин вынужден был поведать все, что ему было известно. Умолчал он лишь о подозрениях Менялкина.