Монастырь - Страница 28

– Знаю, задушить могут! – прыснул от смеха Колесо.

– Продолжай. – спокойно приказал Крапчатый, видя, что выходки его приближенного несколько сбивают ход рассказа.

– Как сейчас помню, там сбоку этого прогона приписка была. "Непонятно, как удалось штурмом взять такую защищенную громаду." И третья. Это уже в ГУЛАГе было. Сделали тогда раздельное содержание. Ну, мужики в один лагерь, бабы – в другой. Всех баб отсюда вычистили. Так целый год из-под шконок новых телок менты выковыривали. Они их по этапу – а на их месте новые появляются. А потом вдруг все это прекратилось. Но говорят, что кто-то успел под полом тайник сделать. Спрятал он там бабу и заботился, пока сидел. А срок кончился, он откинулся и забыл о ней. Так она и померла с голоду. Померла, стала привидением…

– И в полнолуние всех душит? – не вытерпел Колесо.

– Нет. – возразил Шмасть. – Она выходит и рассказывает всем свою историю.

– Хоть тут конец оригинальный. – вяло проговорил Крапчатый. Было видно, что эти незамысловатые с виду былички заставили вора в законе крепко задуматься. – Кстати, все?

– Все. – подтвердил шнырь.

– Да, толку от этих сказок пока мало… – резюмировал Крапчатый. Он провел ладонью по лицу, словно стирая невидимую пленку, и перед сходняком вдруг опять возникло лицо властителя.

– Так, братаны. – авторитет обвел всех собравшихся долгим взглядом. – Землю мне ройте, с привидениями базарьте, что хотите делайте, но чтоб я знал кто и за что замочил этого фольклориста! Ясно?

Блатные, которых осталось лишь двое, Псих и Репей, дружно кивнули.

– Атас, прапора! – Доктор, который стоял на стреме, поднял занавеску из простыни и всем видом показывал, что опасность велика.

– От судьбы не уйдешь. – философски заметил Крапчатый, сделав себе бутерброд из колбасы с ветчиной.

– Что за сходняк, бычары?! – рявкнули из-за занавеси, которая тут же оказалась сорвана, явив блатным прапорщиков Бычару и Прошмонать.

– А, граждане начальники, чайку не побрезгуете? – глумливо осклабился вор в законе.

– Почему курим в секции? – тупо спросил Бычара. – Почему в сапогах? Почему не на ужине?

– А, да тут осужденный Михайлов. – приторно улыбнулся Прошмонать.

– Для вас – Кузьма Николаевич. – огрызнулся Крапчатый.

– А не пройдете ли с нами, Кузьма, блин, Николаевич. – предложил Бычара. – Да и все остальные бычары до кучи?

8.

Кум и задержанные.

Вся акция по задержанию сходки блатных была спланирована заранее. Едва Игнату Федоровичу стало о ней известно, он сразу понял, что речь там пойдет именно об убийстве Гладышева. Ведь если бы оно было санкционировано местным авторитетом, никакого срочного сходняка созывать не было бы смысла. А сейчас перед блатными встала та же самая задача, что и перед кумом.

Вычислить и наказать убийц. Что их было несколько, недвусмысленно доказал Поскребышев.

И, препроводив на вахту всех участников блатного совещания, Лакшин теперь имел возможность узнать о решении из первых рук. Но спешить не следовало.

Пусть шерстяные посидят пока под бдительным оком майора Семенова, а у кума пока оставалось одно дело.

В каждом исправительно-трудовом лагере было несколько работ изначально считавшихся синекурами. В других зонах на них ставили особо отличившихся зеков. Причем отличиться, зачастую, было можно всучив кому надо щедрую взятку. Лакшин не был чужд этого вида приработка, но все-таки, по возможности старался поставить туда людей надежных во всех отношениях.

Причем надежность в этих случаях выражалась не в готовности настучать на ближнего, а в том, что эти зеки должны были честно исполнять свои немногочисленные обязанности и не расслабляться от того, что работы мало.

Подобрать такой контингент являлось задачей сложной, но выполнимой. Вот и сейчас кум находился в помещении, принадлежавшем одному такому человеку.

Это был зековский фотограф Андрей Меняев по прозвищу Менялкин. На воле Менялкин работал профессиональным фотографом, пока ему в голову не пришла светлая мысль попытаться извлечь серебро из старых снимков и пленок.

Операция прошла успешно, сорок грамм металла удалось выплавить, но дело застопорилось на сбыте. Те граждане, кому фотограф попытался продать драгметалл уже находились под наблюдением МВД и Андрей Меняев пошел по этапу со статьей за незаконные операции с валютными ценностями.

Одним из достоинств Менялкина была его безудержная говорливость. Причем он, как выражались зеки, настолько тщательно фильтровал базар, что из его болтовни невозможно было выудить и грана ценной информации, если фотограф сам бы того не захотел. Но профессионалом Меняев был высочайшего класса и теперь кум решил прибегнуть именно к его помощи, зная, что все происходившее в фотолаборатории останется в строжайшем секрете.

Игнат Федорович застал Менялкина когда тот вывешивал на просушку карточки этапников. Собственно, если не считать снимков передовиков производства для стенгазет, да видовых фотографий монастыря, которые Менялкин регулярно отсылал в газету ОУИТУ "Петь к свободе", это была его единственная обязанность. Кум делал вид, что не знает о том, что Андрей собирает галерею образов зеков, используя для этого казенные фотоматериалы. Но, пока неприятностей от этого увлечения не было, Лакшин позволял Меняеву заниматься творчеством.

– О! Приветствую начальника тайного фронта! – поздоровался Менялкин.

Оперативник иногда специально приходил сюда, чтобы после омерзительных зековских рыл пообщаться с интеллигентным человеком и поэтому позволял фотографу в общении с собой некоторые вольности. Но строго наедине.