Монастырь - Страница 23

– Можно идти? – вскочил Сапрунов.

– Да, можно. Однако ты все же подумай над моими словами. Надумаешь – опусти письмо в ящик, хочу, мол поговорить. Не надумаешь – берегись!

– Хорошо, гражданин майор. – бесцветно ответил Анатолий уже поворачивая дверную ручку. По его тону было понятно, что осужденный так и не принял предложения, решив разобраться в ситуации собственными силами.

Когда Сапрунов ушел, Игнат Федорович с хрустом потянулся и задорно щелкнул пальцами. Разговор, несмотря на нежелание зека разговаривать, удался.

Лакшин не сомневался, что этого зека прямые запугивания не возьмут, но и они имели свою цель. После этого разговора Сапрунов наверняка станет гораздо осторожнее, и именно благодаря нервному напряжению, которое спровоцировал майор, зек получит возможность наделать кучу ошибок, которыми можно будет незамедлительно воспользоваться.

Теперь к тому же стало ясно, что дневником убитого многие пользовались как справочным пособием. Это, одновременно, и усложняло, и упрощало работу.

Среди читавших, наверняка должны были быть кумовские. После дачи им задания – содержание вырванных листов тетрадки перестанет быть тайной. Но самое опасное содержалось именно на последних страницах. Тех, которые Гладышев заполнил, если верить его семейнику, буквально на днях. Однако, то, что украдены были абсолютно все записи, могло указывать и на то, что в зековских байках могла содержаться какие-то ключи к тайне. Вполне возможно что некто, это кстати, мог быть и сам Сапрунов, прочитав последний лист и узнав о тайных ходах, вырвал и спрятал весь дневник, связав его содержание со смертью хозяина тетрадки. И сделать это можно было лишь рано утром, или ночью, то есть после того, как стало известно, что Гладышев мертв. Теперь, кум в этом был более чем уверен, новый обладатель секрета сам отправится по описанному маршруту. А это значит – надо ждать новых трупов. Если, конечно, не принять превентивные меры. Впрочем, прикинул Игнат Федорович, это распоряжение может пока и подождать. Сейчас самое главное – прочесть что возможно из дневника Гладышева.

Обращаться в хумскую судмедлабораторию, чтобы там поколдовали над пустым листом, смысла не имело. До исполнения заказа могло пройти несколько суток.

Да и, если там оказались бы какие-то крайне интересные сведения, ими тот час заинтересовались бы менты, а это пока не входило в планы Лакшина. У кума оставался единственный выход – прочесть выдавленный текст самому. И для этого майор решил испробовать один оригинальный способ.

6.

Возвращение в лагерь.

Этот день для Кулина прошел как обычно. Или почти как обычно.

Пару ходок в карьер за гравием для коллег-бесконвойников, Николай провел с максимальной для себя пользой. У самого Куля денег было не слишком много и он, тихо оповестив одного из зеков что едет в лагерь и собирается взять грев, поехал за второй порцией щебенки. К возвращению Николая уже готовы были и список, и финашки. Направляясь в гараж, за накладной на продукты, Куль успел прочитать бумажку и привычно усмехнулся. Фантазия зеков не выходила за стандартные границы: чай, конфеты, хлеб, масло, сигареты с ниппелем, водка. Все это, за исключением масла и спиртного, можно было купить и в ларьке на территории зоны, но бесконвойников грело само вольное происхождение продуктов. Как некоторая нетривиальность воспринимались заказы консервов, в основном рыбных или тушенки, и супы в пакетах.

Несколько раз Кулину заказывали брикеты киселя, лимонад, маринованные огурцы и перец, колбасу и сыр. Но эти просьбы, большей частью, исходили от откидывающихся, чтобы те могли с шиком отпраздновать выход на волю.

На сегодня Николаю предстояло лишь слегка увеличить официальную поставку, да провезти контрабандой одну бутылку водки.

С директором колхозного магазина, Клавдией Васильевной, тощей угловатой женщиной с вытаращенными базедными глазами и неизменной косынкой на крашеных хной волосах, у Кулина отношений никаких не было, кроме деловых.

Впрочем, бесконвойник и не воспринимал директоршу как женщину. Несмотря на явную принадлежность к противоположному полу, Васильна со всеми, и мужиками, и бабами, и зеками, держалась на удивление ровно, если не сказать одинаково. Директорша просто-напросто игнорировала этих "всех". Исключение делалось лишь для председателя "Хумского партизана", да его ближайших помощников, кроме одного. Как рассказали Николаю, раньше Васильна работала главным бухгалтером. После какой-то финансовой передряги, то ли недостачи, то ли, наоборот, ее временно турнули из бухгалтерии. То есть, это тогда, лет десять назад, было сказано, что перевод временный. С тех пор утекло много воды, но Клавдия Васильевна все еще надеялась на возвращение в прежнюю должность.

Когда Куль, постучавшись, вошел в директорский кабинет, Васильна стукала указательным пальцем в кнопки настольного калькулятора и, казалось, в упор не видела вошедшего зека. Николай, уже готовый к такому теплому приему, не говоря ни слова, подошел к столу и положил перед директрисой накладную на продукты. Та скосила глаза на досадную помеху. Одного взгляда Васильне оказалось достаточно для полного проникновения в суть документа. Достав из нагрудного кармана халата ручку, директриса поставила на бумаге свою закорючку и возобновила прерванное занятие. Так же безмолвно Кулин взял накладную и удалился.

Эта сцена, с небольшими вариациями, повторялась всякий рез, когда Николай приезжал в магазин. Сперва Куль пытался что-то сказать Клавдии Васильевне, поздороваться, попрощаться, рассказать о погоде за окном. Но все эти попытки разбивались о непроницаемую броню безмолвия. Вскоре бесконвойник прекратил бесплодные попытки, благо, что директриса всегда делала то, ради чего Николай вынужден был заходить к ней – ставила подпись.